Творческая позиция

«В старые меха не вливают вина нового» - эту известную истину мне хочется соотнести сегодня с проблемой воспитания теперешней молодёжи. Дело в том, что катастрофически развившаяся бюрократическая опухоль убила творческое начало нашего народа. Новое вино – это новые понятия, новые слова, новые формы коммуникации, возникшие вследствие техногенного взрыва в ходе истории и научных открытий. Однако, социальное сознание общества не смогло встроиться в этот революционный ход истории и старое вошло в конфликт с новым. Следствием этого явилась дискредитация прежних ценностей, созданных духовным трудом поколений. Старые меха – это национальная культура народа, его соборная общность, утверждающая свободу личности через приобщение к Высшему посредством любви, а не насилия и приобретения личных выгод.

Рубеж 19 – 20 веков определил историческое развитие России, избрав как средство выхода из политического кризиса силу, бунт масс, уничтожение мыслящей и творческой интеллигенции как сословия. Была разрушена духовная основа России с её верой, государственностью и сословной культурой. Бердяев писал: «В глубинах жизни есть тёмный, иррациональный источник. Из него рождаются глубочайшие трагические противоречия, и человечество, не просветившее в себе божественным светом этой тёмной стихии, неизбежно проходит через крестный ужас и смерть войны». Приземление национальной культуры, сознания – основное орудие для геноцида. Мелководье, приземлённость гештальта, авангарда и соц.реализма успешно служат экономическим и политическим целям недругов.

Либерализация общественной жизни, ориентированной на исторически сложившийся уклад Запада, губительно сказалась на этической стороне жизни России. Потребительский взгляд на общество, которое как будто бы должно… и отсутствие личной ответственности перед судьбой других, государства – итог разрушения национального самосознания.

Извечная, классическая дилемма: «Я-мы», соотнесение части с целым, – если нарушается их логика бытия - гармония, то эти саморегулирующиеся системы уничтожаются. В этом я вижу проявление вожделенного статуса личной свободы или несовершенство системы. Добро и высокие цели не могут быть внедрены в сознание человека насильственно – они постигаются личностно, в этом и есть весь историзм свободного выбора и потому каждый ответственен перед временем и вечностью. Зло и насилие над « другим», увы, не имеет границ, результат – не-свобода, приговор себе, будущему. Трагична ситуация, когда труд и устремления художника находятся в противоречии с государственной культурной политикой и ещё страшнее, когда государственная политика лишена творческих механизмов.

Трагично. когда народная воля к творчеству становится «исполнительством», подавляется коррупцией. Чернь – это безликая масса потребителей, неспособная к самостоятельному проникновению в ценностную структуру исторического процесса. Способствовать формированию высоких эстетических критериев – значит способствовать формированию такого характера отношений к разнообразным явлениям жизни и труда, при которых понятие общей пользы и истины трансформируется в глубоко личную потребность. Вчувствованием в гармонию материального мира человек входит в реальность, пронизанную временем, которая и формирует его личность. Через своё субъективное время, как говорил историк Е. Рашковский, открывается то, что не имеет временного предела. Именно такое, целостное и одновременно углублённое переживание многосоставного единства и открытость времени порождает подлинное своеобразие художественного вкуса. Безвкусица и бездушное отношение при формировании жизненного пространства, провоцирует возникновение агрессивной разрушающей толпы. Заратустре принадлежит горькая, провидческая мысль: «Кто от черни, того память восходит до деда; с дедом прекращается время, этим прошлое отдано насмарку; возможно, ведь, что когда-нибудь чернь станет властвовать и все времена потонут в её мелкой воде».

Воспитание личности, оценивая её рост и достоинства не только уровнем знаний, но и способностью сопереживать другому, не может состояться без постоянного эстетического воспитания. Сейчас об этом заботы нет, хотя это вопрос государственной безопасности. Бездуховность, ненависть, властолюбие – те же тлетворные микробы, создающие социальные эпидемии. Дмитрий Сергеевич Лихачёв в своё время сказал, что не соблюдение экологии культуры ведёт к деградации, к гибели общества. Есть слово-понятие, передающее великий смысл бытия – Л Ю Б О В Ь…

Оно каждым воспринимается по-разному, по его человеческой сути. Оно как бы закваска личных и исторических судеб. В своих творческих работах я постарался проявив его в меру своих сил, как? – судить Вам.

К сказанному привожу подборку своих сонетов и полу-сонетов, а также иллюстрации своих мозаик, живописных работ и графики.
Ваши отклики помогут мне в дальнейшей творческой работе.

.. «какое-то лёгкое пламя, которому имени нет.» Г. Адамович. «Серебряный» тот век, а может оловянный, (Кто разберёт его во всполохах и взрывах?) Мне близок за восторги и порывы, Те, что утратил век наш окаянный. Тогда был стон всеобщий, безымянный, И саксофоны плакали с надрывом… На то сегодня ухмыльнутся криво, Глаз приоткрыв бесчувственный, стеклянный. В житейской суете, попробуй, различи Самих себя не как продукт насилий, А тех, которые любя поют и плачут. Не пламя догорает, знаем – воск свечи, А что сгорело некогда в России? – Всеобщая любовь, и нас не стало, значит…

	Сонет, как гость, в моём уединеньи Приходит разделить возвышенный настрой Глухого леса. Пьяный трав настой Взамен вина нам. Мягкое гуденье Шмелей в сенях. Они на удивленье Устроили в стене свой безобидный рой, И для меня их скрытый домострой – Модель Вселенной, символ единенья. Желанный друг, не поддавайся лени, В скупую форму чувства облеки – Взгляни в окно сквозь заросли сирени Как одуванчики снимают парики. Слова ли, семена летят по белу свету… Какие прорастут? На это нет ответа.

Упав на дно качающихся трав, Я становлюсь, как облако, просвечен Той детской радостью, что распрямляет плечи, Ведь жизнь такая чудная игра. Воспоминанья, как букет, собрав, Я постигаю, что восторг мой вечен, Там, в синеве, я птицу взглядом встречу И с ней парю, груз времени поправ. Как редко мы встречаемся с собою, Себя, как песню, сразу не споёшь. Моя разлучница, зовёшься ты судьбою, Ты всё берёшь, но мало отдаёшь. Кузнечики стрекочут упоённо в травах. За будни серые мы пред собой неправы.

	ПЕТЕРБУРГ Золотя куполами, как прежде, Неву, Припомнив своё наречённое имя, Ты сегодня другой, с голосами иными, На твоих островах по-другому живут. Кто теперь в Озерках воспоёт синеву. На Каменом дуб кто петровский обнимет? Нынче древних родов не найти и в помине, Ну, а кто уцелел, того вряд ли поймут. По весне прорастает у зданий трава, По-прежнему сыростью тянет с подвалов… Жизнь, говорят, безрассудно права, Но нам оправдания не раздавала. Вину с искупленьем вместивший колосс, Услышу ль твой истинный голос? Вопрос…

Часы каминные, старинное барокко, И множество фамильных мелочей Я берегу, как старый казначей, На них прикосновений поволока. Боюсь, что время, как бы ненароком, Пыльцу лучистую от праздничных свечей, Как пыль смахнёт – и мир уже ничей, И вечное вдруг обернётся сроком. Поток мгновений – он неумолим, Любовь к предметам он терпеть не может – Мой дом рассеется и память растворится. Лишь свет души навечно сохранится, Прекрасное себя в другом умножит, Но через вещи, как ни говори.

	Какой поэт не воспевал закат, Согревшись у костра или камина? Огонь устал и пламени лавина Обуглилась, так тлеют облака… Вот так и мы безумствуем пока Сильны и молоды, как искристые вина, Но выпито вино, наследный и старинный, Оставленный бокал наполнят вновь века. Всё ж в вечеру мгновенье чуда есть – Края у облаков потухших лучезарны, И так же всем, усталым и азартным Даётся миг – спасительная весть. Смотрите чаще в блики угасанья, Ловите свет их, теплое касанье.

У забвенья паучие лапы, известно, Каждая ловит, плетёт, шевелится, Но разве нажоришь, как говорится, Трудами и чувствами времени бездну? Над былым паутина – ну, и чудесно! – Что было, тому не дано повториться, Меняется жизнь и такое творится!… В мире теперь и без прошлого тесно… Не стало ли время по сути короче, Не стало ли нашим желаниям тесно? Давно уж не внемлем безмолвию ночи… Это и есть окончание времени, Но то непонятно безродному племени.

	… А память кличет, снова возвращает Ушедших имена и прежние места, Но те – за пропастью и нет туда моста… «Забудь же всё!» – нас быт увещевает. «Живи любя! – вдруг долетело с ветром- Любовью в Вечность будешь прорастать»… Да, без любви не греет даже ретро…

Осень в туманной прозрачной накидке, Тканной закатом и песенной грустью, Я встретил у речки, стремящейся к устью, Я ж не спешу, а когда-то был прыткий. Разведу-ка костёр, как цыган у кибитки, Присяду под красный рябиновый кустик, Вдруг юность меня, поседевшего впустит, Мне память бесшумно откроет калитку. Войду… тишины вдруг возникнут аккорды, Там меня ждали, настроили струны Невоплощённые жизни мгновенья. Не разгадал своих мыслей кроссворда, Не сделал так много, что страшно признаться… Кажется, главное где-то под спудом.

	Вздохнул «серебряный»,а может двадцать первый, Оборванной струной… Почудилось иль нет?… Смолкают голоса совсем недавних лет, По-прежнему, как нити, рвутся нервы. О, если б мог я утвердить запрет Былую жизнь изображать неверно! Поют, играют нынче пошло, скверно, Везде, во всём искусства тяжкий бред. Как разорвать причин и следствий круг: В игре, не в правде праздники и дело – Род игроков рождают игроки. Играть, выигрывать – опаснейший недуг – «Свободы! Силы! Много! Без предела!» Гармонии вселенской вопреки.

Слова соберу, как цветы на болоте, С раскрытыми небу бездонными «окнами» Нынче стихи мои кажутся блёклыми, Подобно не к месту звучащей остроте. Вторя звучащей в них некогда ноте, Себя обнаружу не скрюченным в коконе, Не мотыльком за морозными стёклами, А бабочкой лёгкой в свободном полёте. У слов наших чувства былые украли… Красивые, добрые, светлые, разные, Я вас соберу и сонетом отпраздную. Звуки-созвучья, как люди продрогли, Как же давно ими в лад не играли, А каждый из них – первозданный иероглиф.

	Берёзы за окном о чём-то шелестят, Порывом ветра, сонные разбужены, А листья-бабочки покружатся над лужами И – в небеса, что на земле блестят. Мои сонеты в листопад грустят, Воспоминаньями о прошлом перегружены; Зачем плету изысканное кружево Из слов забытых? – хмыкни – облетят. Шум пены на песке, валов далёкий шум Мне слышится, когда смежаю веки, И в шелесте дыханье ощущаю. Мир, отражённый чувством в человеке, Я проявить хочу, вживаюсь, берегу, Попранье красоты, признаюсь, не прощаю.

Нам осень даётся совсем неспроста – Чтоб побродить на природе неспешно Берёзовой рощей, сквозь редкий орешник, И слушать, и слышать родные места. Касанье слетевшего с ветки листа Лечит, поверь, от тоски безутешной, А тишина… та питает, конечно, Красотой и покоем того, кто устал. Ходить в одиночестве, вняв листопаду, - В красавца-оленя переродиться, Чувствуя терпкую влажность Вселенной, Найденный гриб, будто чудо-награду С любовью принять – так когда-то молиться Предки учились тому, что нетленно.

	Застенчиво туманной поволокой Закрыла Осень дальнее и ближнее, Всё стало непонятней, неподвижнее: Есть только звуки – близко ли, далёко ли? Шёл наугад – где нужное? Где лишнее?.. Дошёл до устья, а хотел к истоку, Боролся со своею заморокою С чужою, говорят, еще престижнее. Туман – я знаю – златокудрой шалость, Предвестник самой солнечной погоды, Когда рассеется, мир различимым будет… Я вижу больше красоты под старость Среди поруганной вокруг меня Природы И в сохранивших ещё гордость людях.

Пусть шум вокруг, разбужена стихия, Которая зовётся беспределом, Но мною страсть к сонетам овладела, Чтоб оживить слова бесцветные, сухие. Что делать, времена всегда, всегда плохие, Песнь жаворонка в небо улетела, Лишь кружат вороны над краем, как над телом, Иль просто мы слепые и глухие? По ландышам проходим, пустословя И музыку лесов не различаем За скрежетаньем тракторов и пил. Забыто древних мудрецов условье: Вы миру – нелюбовь – мир карой отвечает, И этот день возмездья наступил

	В который раз я вижу увяданье (Ведь пышность осени – лишь проводов обряд). Как разнолик прошедший этот ряд, Как одинаково дождливое рыданье! Опавшею листвою судьбы и свиданья Неопалимо в памяти горят, Они о Высшей жизни говорят, О вечной сущности духовного созданья. Но как несовершенны зренье, слух – Несчастья, смуты, просто суета Великий смысл существованья застят. О, не слабей, моей России дух, Которая своим трезвлением свята, Которая сильна не мощью и не властью.

	Брожу над Пярдомлей, как будто мои кони, Почуяв волю, заблудились в далях; Когда- то, как и мы, буланые летали, Свободные, не знавшие супони. Брожу ли я за табуном в погоне? Ищу ль себя, как смысл в «толком» Даля? Сто раз я жизнь перелистал в деталях Которую прожил, как будто на перроне. И вот вернулся к этим берегам, Черёмухой поросшей, бурной речки, Где тишина и птичьи голоса. Тут только понимаешь: сила велика У мест родных и в звуках русской речи, Целебны здесь вода, рябины сок, роса…

Листва спецовкой выцветшей повисла, Которую в жару швырнули на плетень; В такой невыносимо душный день, Крылами кажется простое коромысло. Исчезла мной отброшенная тень, Однако, жизнь и та лишилась смысла… Какая духота! Прогоркла и прокисла Коммерческая новь, как старый трудодень. Горчил тот хлеб – ещё б, с такой закваской! (Да, разрушительней быть может только стронций), Говаривали, что и маразм вскрепчал… Вот, потому-то я с такой опаской Встречаю час, когда в зените Солнце – Полуденного беса так народ встречал…

	.. В цветеньи роз, как и в сиренях пышных, Так и в травой запрятанной былинке Застыла музыка, но а у нас поминки – Забыли как поют, смеются, так уж вышло. Как много всё-таки вокруг предметов лишних, Средь них и мы – вселенские пылинки… Нам жаль вещей, вплоть до разбитой кринки, И те жалеют нас, пускай нам и не слышно. Они – не просто шкаф, шкатулки, украшенья, А память наша… к ней же прикасаясь Не слышим – чувствуем их радостный ответ. А вот как с красотой мы строим отношенья? - Да, вкусы наши нынче угасают… Но ты всё ж прояви её мелодией, поэт!

ПРИБЛИЖЕНИЕ 1 Кровавый отсвет от знамён свободы Окрасил быт и наши достиженья; Всё ж революции, в итоге – пораженья И прекращение истории народа. Свет голубой, идущий с небосвода – Не зарево борьбы, а чувств преображенье; На небе купола с крестами – приближенье Людей к Творцу, к Создателю Природы. Смотрю в людские хмурые глаза, Любви небесной в них осталось мало, А без неё свободными не стать. И набегает жгучая слеза… Душа пожухлому со-чувствовать устала, Но крестные страдания Христа…

	2. Как перед Пасхой в полночь крестный ход, Проходят мысли, но с иным значеньем, По-новому встают и крестные мученья Распятого Христа в тот поворотный год. Свободу и Любовь в который раз народ Распял для выгоды своей и развлеченья, Однако, вспыхнул свет!. и в белом облаченьи Проходят патриархи… Вновь горит восход. Вот и сегодня, стоя пред распятьем, Забыв о времени, увы, быстротекущем, Шепчу себе: «Подумай о спасеньи…» И пусть вокруг сплошное неприятье, Зовут к себе разбуженные кущи, Преображается Природа в день весенний…

Р О М А Н С ЫБиенье сердца выдаёт, вы правы, Волненье чувств ( их осторожный прячет) Пульсацию ж прочесть, однако, как незрячим Увидеть мир при помощи оправы. Что о сердечном ум расскажет здравый? - Он тут профан, в наитиях – тем паче, Но как душа поёт и как порою плачет… И тут – романс! – лекарство и растрава. Так что же в нём? – мотив, мотив, конечно, Былого тембр, поющего и века, Неповторимая игра рук и лица. Романсы-жизни, (как те быстротечны!) Хранятся во Вселенной-фонотеке, Вплоть до дыханья каждого певца.

	Восьмидесятый мой идёт себе, хромая Под вальс старинный, только тот не прежний: Всё кажется вихрь подвывает снежный – Реальности душа, увы, не принимает. Сегодня молодость, как будто бы немая, Хотя галдит и держится небрежней; Дух от неё не русский – зарубежный: Либерализация, свобода – понимаю… Хорошие ребята, их везде немало, Всё ж души их – печальный урожай Жестоких лет насилья, жажды власти. Как много чувств возвышенных пропало, И, главное – любовь ( ты мне не возражай!) – Её я вспоминаю, а отнюдь не страсти.


Дорога к храму 980мм х 635 мм х 3

Богоявление 980мм х 635 мм х 3

Благодарю за внимание!